ВОЙНА ВСЕ ЗАБРАЛА

Уютный дворик на Херсонской утопает в зелени, важный черно-белый кот трется о нижнюю

ступеньку крыльца, приглашая в гости. Поднимаясь на второй этаж по деревянной лестнице старого дома постройки начала 60-х годов, с волнением ожидаю встречи с ветераном Великой Отечественной войны Надеждой Ивановной Донченко.

Дверь распахнула улыбчивая женщина. Вот так — с улыбкой и со слезами на глазах — шла наша беседа. Свое природное обаяние и душевную теплоту Надежда Ивановна сохранила на долгие годы, несмотря на тяжелое детство и юность в военное лихолетье.

ЗАЛЕЗАЛИ ПОД КРОВАТЬ И МОЛИЛИСЬ

Весть о войне Наденьку, ее маму и двух братьев застала в родном Геленджике. И сначала эта новость не казалась ей такой уж и грозной. Жили тяжело, мама работала на хлебозаводе, одной из немногих радостей были сладкие подушечки, покупаемые с маминой зарплаты. Старший брат работал грузчиком в порту, приносил макуху — семечки на корм лошадям. Наденька радовалась каждой горсточке. Но город начали бомбить, его буквально забрасывали минами.

— Здесь бомбежки были страшные, — вспоминает Надежда Ивановна. — Нас выселили из дома, некоторое время мы жили в Широкой щели, потому что оставаться в прифронтовом городе было опасно. Мы с ребятами видели, как летали немецкие самолеты и сбрасывали на парашюте мины, на которых потом взрывались катера, перевозившие солдат на Малую Землю. Сколько наших так погибло!..

Дом Казаковых (девичья фамилия Надежды Ивановны Донченко) находился примерно на пересечении улиц Тельмана — Островского. Во дворе современных построек видно место, где стоял домик. Во время бомбежки в строение было прямое попадание.

— Мы играли на улице, мама была на работе, пришли — дома нет, одежды, документов тоже нет. Дали нам квартиру напротив речки на улице Островского в каменном доме. Опять началась бомбежка, мама говорит: «Не пойдем никуда, спрячемся под кроватью и будем молиться». Так мы и сделали. На груди у нас у всех были на веревочке молитвы зашиты. Залезли под кровать. Бомбили страшно, мы трясемся, молимся. И бомба опять упала возле угла нашей квартиры, вырвало стену. Но мы остались целыми, вылезли в пыли все. У нас была овчарка Каштан, а мама накануне купила кусок сала — роскошь большая — и положила его в стол. Но во время налета стол раскрылся, сало выпало. Мы смотрим, Каштан лежит под другой кроватью и лапами прикрыл кусок сала. Он сало это нам сохранил и сам жив остался. Умный пес был.

ПУТЬ НА ФРОНТ

В 1943 году Наде исполнилось 13 лет. К маме Елене Игнатьевне на работу пришел военный и попросил помочь воинской части выпекать хлеб в пекарне. Она и еще несколько женщин написали заявление пойти добровольцами.

— В 1943 году, когда погнали немцев, маму мою оставили сторожем на хлебозаводе. Дней через 10 приехал старшина на машине и привез приказ матери явиться в военкомат и ехать вместе с военными. Мама пыталась убедить, что не может ехать: у нее здесь трое детей-подростков, но приказ есть приказ. Взяли мы перину, подушки — думали временно. Привезли нас в Богаз. Приехали, стали работать. Капитан пообещал, что как только подойдет подкрепление, мама напишет рапорт, и нас отпустят. Хороший был человек, подарил мне велосипед, учил кататься. Мама спокойно работала, но вдруг капитана забирают на повышение, присылают другого. Мама обратилась к нему, чтобы ее с детьми отпустили, а он ни в какую: «А кто же будет нашим солдатам хлеб печь, если вы хотите домой? Я тоже хочу. У меня мать при смерти и трое детей в Краснодаре». Отказал. Чтобы мне вернуться в Геленджик, мама договорилась с одним из шоферов, что он заберет меня в Новороссийск и велосипед тоже захватит. Мама собрала мне узелок, я легла одетая спать. Когда проснулась, был уже день. Велосипеда нет, узелок лежит. Побежала до мамы и рассказала, что меня не взяли, мы поплакали и остались. Я тоже начала работать на пекарне, мазала формочки, вытряхивала мешки из-под муки. Потом нас отправили дальше на Украину. Две недели мы ехали в товарном поезде вместе с лошадьми. Ужас. Приехали вместе с 18-й армией 1-го Украинского фронта на Украину, была уже зима. Числились в 117-й гвардейской стрелковой Бердичевской имени Богдана Хмельницкого дивизии.

МЕДСАНБАТ

Из города в город, гоня фашистов с нашей земли, мы передвигались по-разному. Как добирались в Киев — надо было видеть этот ужас: ехали на подводах, голод, холод, постоянные обстрелы. Через некоторое время мы передислоцировались уже в Польшу. В медсанбате не хватало рук, примерно в начале 1944 года нас определили в медсанбат: меня забрали на кухню, маму — санитаркой. Я помогала готовить, кормить раненых, некоторым писала письма. Никогда не забуду, как впервые увидела плачущего мужчину. У молодого парнишки правая рука была в гипсе и ранена левая нога. Я написала под диктовку письмо его невесте. Больше месяца он у нас лежал, однажды получил ответ и дал мне его прочитать: невеста сообщала, что вышла замуж…

Мы с медсанбатом дошли до Чехословакии, разместились на окраине Праги, где встретились с американцами, вместе фотографировались. Там же в 1944 году я вступила в комсомол, специально ездила в штаб дивизии. А потом меня наградили — вручили медаль «За боевые заслуги». Ой, столько радости было! Мне было чуть больше 14 лет.

Выписка из наградного листа:

«Гвардии красноармеец Казакова Надежда Ивановна работает на кухне медсанбата по обслуживанию раненых и больных, а также личного состава. В период боевых операций с 12.01.45 по 25.02.45 на работе проявила исключительную выносливость, несмотря на ее молодой 15-летний возраст, она работала на кухне зачастую по 3-4 суток без отдыха и никогда не жаловалась на усталость. При быстром продвижении частей и передислокации она оставалась одна для обслуживания раненых и успевала всех обеспечить пищей. Исключительно дисциплинированна, исполнительна, на кухне и в столовой всегда содержит отличное санитарное состояние, кухонную посуду и инвентарь всегда содержит в чистоте и порядке, относится вежливо к обслуживанию раненых».

— Меня там все любили, по-доброму относился ко мне комдив Волкович: «Ну, дочка, чем будешь кормить?» — «Кашей». А он шутит: «Ну и хорошо. Вот у меня сын есть, поженим вас после войны».

СЧАСТЛИВЫЙ И ПЕЧАЛЬНЫЙ МАЙ 1945 ГОДА

— Своего второго мужа, моего отчима, мама встретила на фронте. Георгий Васильевич Заленский лежал у нас после контузии, потом после лечения часто приезжал к маме, и они решили жить вместе. Но однажды он заболел, у него была страшная желтуха. Это было уже в Германии, в самом конце войны. Мы его с огромным трудом выходили. Старший брат Петя погиб, когда ему было всего 19 лет. Случилось это перед Победой, 1 мая 1945 года. Мы с Петей были в одной армии, но в разных дивизиях. Его отправили учиться на офицера, он отучился, вернулся, но даже не успел встать на довольствие — начались военные действия, и он был смертельно ранен в живот из автомата.

Победу мы встретили в Германии. Это не передать, сколько было радости и слез, вокруг стреляли из автоматов, винтовок, пистолетов, незнакомые люди обнимали друг друга. Это была великая радость!

ЖУКОВ МНЕ РУЧКУ ЦЕЛОВАЛ

— Уже после Победы, но еще до демобилизации мне было приказано обслуживать в Праге банкет в честь Победы над фашистами. Торжество устроили в кинотеатре. В зале на стульях сидели сержанты и младший офицерский состав, там же столы организовали. А на сцене разместились большие люди: командиры, генералы, я их обслуживала, подносила еду. Когда сказали, что приехал Жуков, меня стало трясти от волнения. А Валентина Михайловна Барсукова, начальник медсанбата, гвардии майор, меня успокаивала. Жуков выступил, всех поздравил с Победой, потом говорили другие начальники, только после этого был большой обед. Все было очень красиво, торжественно и радостно. Сначала я помогала на кухне, а потом подносила еду на командирский стол. Блюда были красивые, необычные. Посуду больше такую красивую я не видела. И украшено было все невероятно, после голодного лихолетья блюда казались ненастоящими. И у солдат и младших офицеров тоже были хорошая еда, всем хватило.

Когда все покушали и ждали концерт, к Валентине Михайловне подошел сам Жуков и спросил, показывая на меня: «Что за девочка?» Они стояли рядом, я вся покраснела, тогда он взял мои ладошки в руки и поцеловал. Потом дома я маме рассказала и сама не верила, что со мной такая история произошла. Вспоминаю это очень часто. Он был командующим, главным и большим, показался мне таким хорошим и настоящим мужчиной, сильным победителем.

ДОЛГАЯ ДОРОГА ДОМОЙ

— Когда нас с мамой демобилизовали, отчим попросил остаться. Не отпускал, потому что дорога была страшная: набитые битком вагоны, мужичье, бандеровцы убивали из засады наших солдат. Сволочи, сколько наших солдат уложили! Их выходки мы на себе испытали. Словами трудно передать, как все это было. Вот ехали мы на подводах к нашей границе, надо лошадей напоить, людям попить. Смотрим: домик без окон, без дверей. Старший послал ездового с ведром колодец найти. Ждем — нет ездового. Тогда отправили еще двоих — посмотреть, куда делся. Оказалось, он уже в колодец сброшен убитый, ведро рядом валяется. В домике были бандеровцы, залитый костерок говорил, что они ушли совсем недавно. Некоторые участки проезжать было особенно страшно, бандиты-бандеровцы нападали исподтишка и убивали наших солдат. Мы, особенно женщины, дрожали, оглядывались после каждого шага.

В ожидании, когда демобилизуют Георгия Васильевича, сняли в 4 км от украинского города Бердычев домик. Жили там 3 месяца, а потом целую неделю добирались до Геленджика.

К МИРНОЙ ЖИЗНИ

Приехали, а нашу квартиру забрали, брата поселили отдельно во времянку к какой-то семье. Жить негде. Остановились у моей крестной, маминой невестки. У нее одна комнатка с верандой. Потом мама с отчимом поехали в Горячий Ключ, в совхоз, где жила сестра отчима, работала она заведующей садиком. Это была встреча после войны. Она пригласила нас жить, меня устроила нянечкой в садик. Перед новым 1946 годом мы переехали к сестре отчима и остановились там.

А вскоре я вышла замуж. Когда я в армии была, всех жалела и о каждом раненом плакала. А мой командир Валентина Михайловна говорила: «Ну что ты, Наденька, плачешь, всех же не оплачешь — война идет». А я отвечаю: «Вырасту, выйду замуж только за инвалида». И сама себе накаркала: муж был без обеих рук, потерял их по время бомбежки. Сам едва жив остался, его спас друг Петя. Протезы у него были. Мне еще не исполнилось 17 лет, когда мы встретились. Мне его стало жалко, рассуждала: бедненький, никому не нужен будет. Мама восклицала: «Господи, и в кого же ты у нас удалась?!» Не пускала меня замуж, лупила рабочей линейкой отчима, поломала ее. Тем не менее замуж я выскочила. Как человек муж мой Федор Ефимович был золотой. И хоть не было у нас любви, о которой в книжках пишут, 57 лет прожили, 3 детей воспитали, 8 внуков и 8 правнуков. И со своими протезами он ловко управлялся, даже рисунки детям рисовал в школу.

Я НЕ СМОТРЮ ВОЕННЫЕ ФИЛЬМЫ

Военные фильмы Надежда Ивановна не может смотреть — начинает плакать и вспоминать события тех лет. На рубеже столетий к семье Донченко приезжала дочь Георгия Константиновича Жукова Мария, она писала книгу об отце.

— Сидели долго, мы с ней вспоминали события, плакали, еще мой Федя жив был. Мы же служили в одной армии, которой командовал маршал Победы, как справедливо называли Жукова.

Со времени службы у Надежды Ивановны Донченко сохранилось очень много благодарностей от Сталина, открыток изо всех городов, которые прошли с армией-победительницей. Все эти письма, грамоты, благодарности и многие фотографии хранятся у детей под стеклом. 9 мая всегда за одним столом собирается большая семья Донченко, приходят дети и внуки. Поздравляют Надежду Ивановну с самым главным ее праздником. И хотя она говорит, что лучшие годы у нее забрала война, часто бессонными ночами прокручивает в голове события тех лет. Сердце разрывается, но свои воспоминания она свято хранит.