«Мой мозг решил, что солдаты просто спят»
«Мой читатель скажет: что это за рассказ – одна смерть и никакого геройства. Моя война была такой. Большая адская мясорубка, – кого перемелет целиком, у кого оторвет руку или ногу, редкого счастливчика только поцарапает. И крутится без остановки жуткая засасывающая воронка-рулетка. А ты ходишь по краю, и каждую минуту тебе выпадает слепой жребий».
Горькая исповедь
Эти строки не из художественного произведения, а из воспоминаний о войне участника малоземельской эпопеи, старшего сержанта, радиста-разведчика Веры Павловны Язевой, в девичестве – Нестеровой. После Победы она вернулась в родной Кисловодск, где до выхода на пенсию работала стоматологом. А в конце прошлого года прислала на адрес городской администрации Новороссийска свои мемуары.
Их передали нам, – рассказала заведующая отделом истории Великой Отечественной войны Новороссийского государственного исторического музея-заповедника Раиса Соколова. – И я была поражена этими воспоминаниями. Сколько через мои руки прошло письменных свидетельств о войне, но таких искренних, пожалуй, не встречала. Это горькая правда о войне.
Вместе с Раисой Михайловной перелистываем многостраничный труд. Да, это целая книга, которая когда-нибудь обязательно должна увидеть свет. Потому что каждая глава в ней, каждое слово – крик боли и сострадания.
Вера окончила десятилетку в июне 1941 года. Почти все ее одноклассники, и она в том числе, добровольцами ушли на фронт. Вернутся только семеро.
Прошла курсы радистов, где подружилась с Марией Зиневич, Марийкой, которая будет ее напарницей всю войну. Вместе они будут участвовать во многих десантных операциях.
«Особенностью десантных подразделений связи является то, что они в нужный момент придаются боевым частям на период операции, – поясняет Вера Павловна в воспоминаниях. – Функциональной единицей является расчет радистов, состоящий из трех человек, который работает на одной радиостанции по графику. Дежурство должно продолжаться не более двух часов, затем два часа отдых, потом два часа – охрана радиоточки, и снова дежурство на рации».
Ночной кошмар
На поддержку куниковского десанта, захватившего в ночь на 4 февраля 1943 года небольшой плацдарм под Новороссийском, каждую ночь шло пополнение.
И вот 13 февраля настал наш черед. Мы подошли к Новороссийску и стали на рейде, поджидая другие корабли с десантом. Немцы заметили нас и начали яростный обстрел. От шквала огня вода вокруг нас кипела. Подошли к берегу в районе косы. Началась высадка. Все прыгали прямо в воду. До берега надо было плыть еще метров сто. А плавать-то я не умею. И моря раньше никогда не видела. А за плечами еще рация. Я замешкалась, говорю моряку, который стоял рядом: «Я плавать не умею, подойдите, пожалуйста, поближе к берегу». Он стал на меня кричать, чтобы я прыгала, потому что им надо до рассвета сделать еще один рейс. Долгого разговора не получилось. Он молча и привычно столкнул меня в воду.
Как я барахталась, не помню. До сих пор плавать не умею. Но тогда доплыла. Вышла на берег. Все вокруг грохотало, сверкало, кричало, стонало и освещалось взрывами и немецкими осветительными ракетами. Трассирующие пули разрезали кромешную тьму. Куда идти, бежать, что делать – непонятно.
Неподалеку под обрывом прятались от обстрела солдаты. Я подбежала туда. Командир сразу сообразил, как надо использовать радистку. Он послал меня вдоль берега искать и привести рассеявшихся солдат. Стрельба немного затихла. В небе иногда загорались и долго спускались осветительные ракеты. Я пошла.
Берег был сплошь усыпан погибшими нашими бойцами. Ужас шел вместе со мной. Я не могла и не хотела понимать, что все они мертвы. За год войны я часто встречалась со смертью, рядом со мной гибли люди, сама была на волосок от смерти, но тысячи смертей вот здесь, в одном месте – жуть!
Однако приказано идти вперед, в темноту, по убитым. Чтобы немного успокоиться, мой мозг решил, что солдаты просто спят. Устали и спят. Завтра утром они проснутся и снова пойдут в бой. Я шла и разговаривала с ними, ругала их за то, что они разлеглись тут, и я могу невзначай наступить на них».
Расстрелянный плацдарм
Очень скоро захваченный у Станички клочок десантники прозвали Малой землей. Для Веры Нестеровой начались боевые будни. Почти без сна. Почти без еды. И под бесконечным градом смерти.
Первые два месяца немцы предпринимали отчаянные попытки сбросить нас в море. А потом решили сровнять нас с землей. Закопать нас живыми или мертвыми. Артобстрел продолжался постоянно. Каждый метр был напичкан металлом и пропитан кровью. На нас шли танки, атака продолжалась за атакой. И мы отчаянно вгрызались в землю, как в спасительницу.
Ежедневно, методично по расписанию, несколько раз для бомбежки на нас заходило по 75 самолетов. Сначала звено из 25-ти самолетов, сразу за ними еще 25 и потом еще 25.
Невозможно себе представить чувства, когда на тебя (и кажется – только на тебя) пикируют самолеты один за другим и все вокруг взрывается и дрожит. И вслед за одним снова пикирует и бомбит следующий. И снова… И снова… Было так страшно, что если мне в этот момент кто-то что-то говорил, я не понимала. Вижу, что губы шевелятся, а слов не понимаю. Я считала самолеты и думала: «Господи, что же это делается! Если суждено, то пусть убьет сразу, лишь бы калекой не остаться, а то замуж никто не возьмет». Бог хранил нас».
И все же дважды Веру контузило, она на время полностью теряла слух и не могла выполнять обязанности радиста. Тогда она участвовала в сборе останков солдат («никто не разбирал, где чья оторванная рука, нога, голова») или по каплям цедила воду в овраге для раненых.
«Еды не хватало. Мы все время были голодные. Во время шторма, который мог длиться неделю, связь с Большой землей прерывалась. Если в корабль с провизией попадала бомба, то к берегу прибивало ящики с сухарями. Конечно, все было мокрое и соленое. С голодухи мы ели это, но потом тошнило и очень хотелось пить».
Страшнее страха
С горькой иронией Вера Павловна описывает множество удивительных эпизодов, логику которых нам, не прошедшим ад войны, трудно понять и объяснить.
Свободный от дежурства должен был относить радиограммы начальству. Это была замечательная физкультура: перебежками преодолеть 800 метров по открытой пристрелянной местности. А в бункер нас не пускали. Выходил адъютант и передавал информацию. Как-то, как обычно, отнесла сообщение и получила шифровку. А тут начался обстрел. Я хотела переждать около входа в командный пункт. Но постовой прикладом вытолкал меня. Трусы всегда ведут себя так бездушно. Через неделю этого бойца увезли в госпиталь на Большую землю. Он наелся мыла и симулировал дизентерию».
Или такой случай: «Иногда нас собирали вместе для какой-то информации. Однажды во время такой встречи начался обстрел. У одного парня сдали нервы, и он устроил истерику. Мне самой страшно, у самой поджилки трясутся, да еще он тут. Так я его поколотила. Вообще, когда боишься, – это безумие какое-то, ничего с собой не можешь поделать, накрывает паника, мышцы сковывает, а в голове никаких мыслей, кроме страха и ужасающих воспоминаний».
За несколько дней до разгрома немецко-фашистских оккупантов у стен Новороссийска расчет радистов с Верой Нестеровой перевели на другой участок фронта. А на память о малоземельской эпопее у нее остался собственный фотопортрет.
«Меня наградили за доблестную службу: сфотографировали, и карточку с благодарственной надписью послали родителям. А чтобы сфотографироваться, надо было опять пробежать по открытой местности под обстрелом 800 метров…»
Вернуться на главную