Ткаченко Александр Федорович

Александр Ткаченко: Война закончилась для меня в 17 лет в Новороссийске

В послевоенные годы дослужившийся до майора Александр Ткаченко встретил Великую Отечественную 14‑летним подростком. А на фронт пошел в 16 с лишком. Очередной свой день рождения он провел в госпитале, получив второе ранение, после которого врачи не пустили парнишку воевать.

Дорога на фронт

Уроженец теперь не существующего хутора Привольного, в ту пору Тимашевского района, он успел окончить семилетку перед оккупацией немцами Кубани. Когда фашисты вплотную приблизились к хутору, вместе со своим отцом погнал колхозный скот – коров, коз да лошадей – в сторону Кавказских гор. Не дошли они и до Армавира, как их нагнали враги. «Отправляйтесь, — говорят, — обратно домой».

Так и пришлось семье Ткаченко оставаться под фашистским игом до начала февраля 43‑го, пока их не освободила Красная Армия.

— Заходит в хутор воинская часть, а в ней две трети состава не хватает после кровавых боев, – рассказывает Александр Федорович.  — Сразу призывают всех ребят, вплоть до 1925 года рождения. А я‑то на год моложе. Прошусь тоже, но не берут. А наутро наши хуторские ребята в первой же атаке почти все полегли в плавнях, в камышах…

По весне Сашка едет в освобожденный Краснодар, хочет устроиться на завод, а там набирают добровольцев для прорыва «Голубой линии» под станицей Крымской. Он и встал в группу новобранцев. Пешим ходом добрались до линии фронта в районе хуторов Армянский, Семенцовка, Шепталовка, где уже больше года шли позиционные бои. Так совсем еще подросток становится рядовым бойцом 317‑й стрелковой дивизии.

— Старые красноармейцы надо мной смеялись: «37 килограмм с ботинками». Маленький был, не только возрастом, но и ростком.

Крещение огнем

В первых числах мая начались ожесточенные бои за освобождение Крымской. Немцы предприняли попытку обойти наши наступающие части со стороны Неберджаевского водохранилища, тогда небольшого озерца. Как раз в том месте окопалась рота, в которой воевал Санька Ткаченко.

— Яранняя пташка, потому встал часа в четыре утра, как только чуть развиднелось. Выхожу из землянки и по траншее иду к туалету, — вспоминает ветеран. — Вдруг замечаю, что в зарослях держи-дерева, совсем рядом с траншеей, кто-то есть. Присмотрелся — фрицы! Разведка! А я ж с карабином, потому как оружие нельзя бросать даже когда по нужде идешь. Тут же беру одного на прицел — шпок, не шевелится. Второго – шпок. И третьего ухлопал. От моих выстрелов в землянке проснулись, выскочили в траншеи. И началась стрельба, началась война.

На рассвете в небе появилась немецкая авиация и стала бомбить советские позиции. Рядовой Ткаченко пытался спрятаться от разрывов в разрушенном строении рядом с окопами, но добежать не успел. За спиной разорвалась бомба.

— Я помню только запах пороха. Больше я ничего не помню. Позже я узнал, что меня раскопали женщины из близлежащих хуторов, которые после боев приходили нам помогать с ранеными. Они меня нашли и отправили в госпиталь, который был в лесу в нескольких километрах от передовой. Утром я пришел в сознание. От взрыва у меня оказалась сломана бедренная кость и смещен мениск коленного сустава правой ноги, а также повреждена поджелудочная железа, — рассказывает Александр Федорович.

Советские воины-освободители проходят по улицам станицы Крымская. Северо-Кавказский фронт. Фото газеты «Новороссийский рабочий»

За Новороссийск

До августа пролежал в госпиталях. А когда вернулся в родную часть, узнал, что ее комдив полковник Шварев стал генерал-майором и переведен командовать под Новороссийск, на Малую землю. Призвал добровольцев следовать за ним.

Александр Ткаченко последовал за командиром. Однако пробыл там всего три дня, когда его в составе большой группы бойцов вернули катерами с плацдарма на Большую землю, под село Кабардинку, а затем и пешком обратно до Крымской. В те первые дни сентября шла перегруппировка сил перед началом большого наступления.

— И вот 15 сентября, когда в Новороссийске почти не осталось немцев, нас поднимают по тревоге. Оказывается, некоторые немецкие и румынские части пытаются прорваться через перевал. Мы идем им навстречу. С гребня Маркотхского хребта верхом на прикладах спускаемся вниз, к морю, гоним фрица к окраинам города в районе Мефодиевского рынка. Там началась перестрелка. И вот бежал и ногой зацепился за растяжку. Мина! Она сзади взорвалась. Меня так сильно ударило, что сразу ноги отнялись. И я на локтях отполз в сторонку. А к вечеру от потери крови и от боли потерял сознание.

И вечный бой

Вновь долгое лечение по госпиталям. Множественные переломы тазобедренного сустава залечили, применяя грязи, привозимые с родника Святая Ручка. Вправить все на место при отсутствии медикаментов врачи не смогли, но поставил солдатика на ноги. Однако сразу комиссовали как негодного к строевой службе.

— Там же, в госпитале, я и встретил свое 17‑летие. А после лечения меня отправили домой.

Юный фронтовик поступил в Краснодарский электроприборостроительный техникум, об учебе в котором мечтал еще до войны. Но доучиться не довелось. Его берут на командирские курсы, организованные для молодых ребят в Новороссийске. Здесь он и встретил День Победы. А потом отсюда был направлен для прохождения службы в Иран. И дослужился до звания майора, несмотря на искалеченные ноги.

— Дай бог, чтобы нынешняя молодежь всегда помнила о  нашей Победе,  — с большой надеждой сказал на прощание ветеран.

Поддержите нашу инициативу

Поделитесь этой страницей в социальных сетях

В одноклассниках
В Контакте