Перестенко Николай Митрофанович

Дорогами войны — дорогами судьбы

Приятным подарком для четы ветеранов Перестенко стала дружба с младшими школьниками геленджикской школы №3 и их классным руководителем Светланой Ивановной Марьюшкиной. Ребята навещают пенсионеров, помогают по хозяйству, высаживают цветы в палисаднике у подъезда. А как горят детские глаза, когда Николай Митрофанович рассказывает им о своей боевой молодости!

Совсем молодым мальчишкой, немногим старше наших современных выпускников, уходил он на фронт. Уже в октябре 1941-го для юного командира санитарного взвода полыхнуло пламя войны.

Сегодня Николаю Митрофановичу 93 года, его дорогой спутнице жизни Нине Ивановне — 89. Супруги отметили уже каменную свадьбу — они вместе 66 лет! Все самые важные моменты в их жизни связаны с Кубанью.

Но давайте по порядку, история эта заслуживает вашего внимания. 353-я часть, в которую определили в августе Николая, формировалась в Новороссийске. Стрелковая пехотная дивизия состояла в основном из кубанцев. Уже в октябре ребят срочно отправили на оборону Ростова, где наш земляк принял первый бой, будучи военным фельдшером. Он остался в памяти на всю жизнь. Непрекращающийся огонь, а с позиций необходимо  эвакуировать раненых в санчасть, которая всегда стояла в 2-3 км неподалеку. Сразу оговорюсь, что случай Николая Перестенко, наверное, уникальный: он является ветераном своей части. Воевал в ней до победы, а дальше и до демобилизации, даже после ранений разыскивая и догоняя своих ребят.

В 41-м году довелось рассказчику участвовать в сдаче Ростова. Через 9 дней советские войска вновь взяли город, а потом еще раз отступили… Об этом мало говорят историки, потери были большие. Отступали километров 50 к Таганрогу, очень ослабли. Позже, после освобождения Ростова, их перебросили на Донбасс, где они принимали участие в его обороне. А тем временем немец подходил к Сталинграду. Наши были вынуждены сдавать позиции — вплоть до мая 42-го. В июле уже воевали на Кубани.

Ужасы войны невероятно сближали людей, сослуживцы становились родными друг другу, и это была исключительная дружба в той обстановке, полной опасностей и непредвиденных потерь. Еще утром бойцы могли вместе пить воду из одной фляжки, а в полдень одного из них сражала шальная пуля.

— А сложности какие были? Мы же пехота, двигались без всякого транспорта, ни подвод, ни машин, только своим ходом. С Донбасса, с Донецкой области, мы шли. Вот опасность какая была: кого-то ранили, кто-то даже подняться не может. А мы отступаем! И понимаем, что оставляем своих же ребят позади без всякой помощи — они достанутся врагу, но сделать ничего не можем. Это было самым ужасным моментом в войне. Второе: снабжения совершенно не было (ушло вперед). Когда проходили через поселки, женщины и дети пытались нас подкормить, давали яйца, молоко, по-матерински переживали за каждого солдатика. Ловили для нас птицу, но мы отказывались, ведь и готовить было негде. Да и некогда. Больше всего ценился, конечно, хлеб. Когда шли полями, ели что придется: молодую кукурузу, траву.

Отступая, старались идти ночью. Днем залегали в кукурузных, пшеничных полях. Преимущество было у неприятеля: он имел больше техники. Нас постоянно утюжили самолетами, скрыться было почти невозможно.

Понимая, что идем в горы, уже мечтали скорее туда попасть, считали, что там будет проще воевать, легче уберечь свои жизни. Но не знали мы, жители степей и равнин, что ждет нас еще худшая доля.

Пришли в предгорье, оборону заняли рядом со станицей Крепостной. Однако под Туапсе дела обстояли плохо, наши отступали. И нас срочно перебросили на оборону Туапсе, сразу вступили в бой. В том районе сплошные леса. А мы совершенно не подготовлены: нет  обмундирования, экипировки, транспорта, вьючных лошадей, инструмента. Даже пилы нет, да и пилить не умел никто. Пытались свалить деревья, а они оставались висеть, сцепившись верхушками. И только местные помогли нам справиться. Бои в горах выявили новые сложности. Оказалось, что драться с противником надо было, находясь невероятно близко от него, слышны были даже их переговоры.

Гитлер запретил  в своих войсках  употреблять  словосочетание «русская зима», считая его психологически опасным.

— Зимы были лютыми. Нам в горах даже давали мазь от обморожения, где в условиях высокой влажности люди получали серьезные обморожения. Мы быстро разобрались, что это за мазь такая, из чего состоит, стали ее мазать на хлеб и есть. Питание-то было  однообразным, только рис. И мы кричали: «Где же наша мазь от обморожения?»

Против людей ополчилась даже погода. С октября на протяжении двух месяцев постоянно шел дождь. Наступили уже холода, а мы постоянно мокрые, по несколько дней в ледяной одежде, покрывавшейся морозной коркой. Но и здесь нашли выход. Далеко в горной щели разводили костры и ходили по очереди греться и сушить одежду, куртки, обувь, вещмешки. А для эвакуации раненых вообще были труднейшие условия. Ведь мы не имели, повторюсь, никакого транспорта. Чтобы эвакуировать раненого на носилках, необходимо отозвать с поля боя как минимум 4 человек, а пятый нужен подменным. Санитаров не хватало, просили помощи у бойцов. Я и сам в это время получил ранение: разорвалась мина, и осколок попал в межреберье. А по возвращении из госпиталя узнал, что меня ждет награда — боевой орден Красного Знамени. Во время боя вынес из-под огня на себе 44 человека.

В конце января 43-го года мы пошли в наступление. Пошли через горы,  лесами вышли к Адыгее, освободили ее, в частности Яблоновку. Проходили поселок ночью и справа видели горящий Краснодар. Все время с боями шли по левой стороне Кубани: Северский район, Абинский, дошли до Крымского. Сложности были страшные. Весь транспорт остался в районе Туапсе, а мы перешли горы абсолютно без всякого снабжения, полевая кухня шла далеко впереди нас.

Выживали, кто как мог, и лишь по истечении многих лет мы вдруг стали задумываться, как могли тогда воевать, когда от голода сводило желудок, затуманивался мозг и не шли ноги… Тогда об этом не думали. Наши суточные запасы иссякли за 3 дня. Перешли на подножный корм. Варили павших лошадей, ели без хлеба и соли, и найти такую считалось за счастье. Так впроголодь дошли до Абинского района, где стало немного проще с продовольствием. Вторая и основная сложность состояла в неимоверной грязи, которая была на Кубани  повсюду. Приходилось многие вёрсты таскать на сапогах мокрые тяжелые комья.

Дивизия несла большие потери. Когда дошли до так называемой Голубой линии, силы наши иссякли. Нас перебросили на переформирование в Ростовскую область.

Помню май 1944 года. Был большой разлив, а мы на плацдарме. И тут пошли комары — я никогда не видел столько комаров. Они разносили малярию. Пошла у нас распространяться болезнь: температура до 40, слабость, беспамятство. Держался я долго, но все же заболел перед самым прорывом. Болезнь ослабляла бойцов, но мы все равно были в строю. Лечили нас акрихином, а потом и таблетки закончились. Немцы узнали, кричали: «Рус, атебрин бери, приходи!» Это у них лекарство такое было. Мы кричали им в ответ: «Приноси!» Шли в наступление, а болезнь накатывала волнами. Поднималась температура, тогда больных грузили на подводы и везли так 2-3 часа. Как температура спадала, бойцы, еще чумные, слезали и шагали вперед…

Затем освобождали Молдавию, Румынию. В Чехословакии и Венгрии бои были сложные. Но нас уже туда не посылали, оставили на охране посольских корпусов в Болгарии, куда попали в августе 44-го. И только двигаясь уже по Румынии, стали перемещаться на транспорте, могли по 20-30 км проехать на лошадях либо машинах, а не пешком, то есть стали передвигаться быстрее и легче…

Я горжусь, что являюсь ветераном своей 353-й стрелковой дивизии. С кем начинал, с теми и завершил войну, пройдя вместе со своими ребятами пешком все военные дороги. После двух ранений также возвращался к своим.

…В мирное время Николай Митрофанович продолжил сражаться за правое дело, но теперь уже не на фронтовых полях, а в залах суда. После окончания института 15 лет трудился судьей в ст. Староминской, 20 лет в Геленджике, здесь был председателем городского суда. Коллеги относятся к ветерану с большим уважением, приглашают в качестве почетного гостя на мероприятия, поздравляют с праздниками. В прошлом году они сделали самый дорогой подарок: нашли в архивах оригиналы приказов Черноморской группы войск Закавказского фронта о награждении орденом Боевого Красного Знамени военфельдшера, командира санитарного взвода Перестенко.