Об этом человеке наверняка будут написаны книги и сняты кинофильмы. Потому что он при жизни стал легендой воздушно-десантных войск России. Даже наши натовские заклятые «коллеги» были поражены его мужеством и стойкостью, потому что нет у них таких воинов, как летчик времен Великой Отечественной Алексей Маресьев и ныне живущий десантник Борис Петров.
Горькая полынь
Когда начался ввод советских войск в Афганистан, молодой офицер служил в Кишиневе командиром разведроты 300-го парашютно-десантного полка.
— Не только у офицеров, но и у солдат поначалу был некий военный романтизм, вроде как когда-то в Испанию отправлялись добровольцами сражаться за республиканцев, — говорит убеленный сединой полковник Борис Петров.— У меня полроты — все старослужащие тогда писали рапорты с просьбой отправить их в Афганистан.
И с конца 1980 года во всех частях ВДВ начали готовить воинов на замену в Афган, где небольшая, как казалось поначалу, операция перерастала в затяжную войну. И отбор был едва ли не как в военное училище, не каждый солдат мог туда отправиться.
…На нас пахнуло запахом горькой полыни и раскаленным ветром на закате солнца. А на тех офицеров, которые нас встречали, мы смотрели как на людей из другого мира. Лица у всех загорелые, обветренные, мужественные, как в кино показывают.
Из роты Петрова отобрали 12 десантников. А в 1981 году отправили и его — по рапорту. Это была первая официальная замена офицерского состава, всего около пятидесяти офицеров из всех войск. В Подмосковье в течение двух недель их готовили к предстоящим боевым действиям.
— В середине мая на АН-12 мы прилетели в Баграм, где мне и предстояло прослужить два года, — продолжает Борис Игоревич. — Первое впечатление, когда открыли рампу самолета, — на нас пахнуло запахом горькой полыни и раскаленным ветром на закате солнца. А на тех офицеров, которые нас встречали, мы смотрели как на людей из другого мира. Лица у всех загорелые, обветренные, мужественные, как в кино показывают.
В горах под Баграмом
Бориса Петрова назначили командовать 3-й ротой 345-го парашютно-десантного полка. Практически с первых же дней начались боевые операции. Не было той ненужной муштры и мелких придирок старших начальников за не подшитый подворотничок или нечищеные сапоги, как в обычной мирной службе. Каждый офицер, пройдя горнило стычек с душманами, смог почувствовать себя настоящим боевым офицером. Это было хорошее испытание себя как профессионала.
В роте Петрова были опытные офицеры, уже воевавшие в Афгане, — замполит Александр Цырин и командир взвода Хаббибулло Хаджиматов, который после распада Союза дослужится до генеральских погон и должности заместителя министра внутренних дел — начальника Академии МВД Узбекистана. Но некомплект офицеров все же был существенный, и на боевых операциях часто приходилось доверять командование сержантам, на которых ложилась основная нагрузка.
— Моей главной задачей помимо выполнения боевого приказа, как и у командира любого звена, было уберечь от гибели своих людей, солдат. За годы войны в Афганистане мы потеряли убитыми 15 с половиной тысяч. Это большая цифра. Но это за девять лет войны! Если допустить, что примерно столько же умерло потом от ран, то это огромная цифра. Однако если ее сравнить с потерями в стране на дорогах, от суицида, от рук преступников, а то и с нашими боевыми потерями в первой чеченской кампании, то это будут несопоставимые цифры.
С подчиненными на броне
За два года боевых выходов было несчетное количество. В их числе — четыре многодневные операции, в которых участвовала вся группировка советских войск. И в роте Бориса Петрова погиб лишь один десантник, сержант Васильев. Взвод, шедший в охранении, попал в засаду, и первая пуля сразила парня, который уже был награжден орденом Красной Звезды, а второй такой же орден получил посмертно…
Первый бой
Парашютно-десантные подразделения в основном участвовали в блокировании кишлаков или зачистке районов от бандформирований и в решении внезапных задач, когда, например, автоколонна попадает в засаду. Десантуру срочно поднимали и на вертушках или броне доставляли к месту боя.
— Поскольку я служил не первый год и уже командовал разведротой, то понимал, что самое страшное в бою — это паника, когда начинается пальба в разные стороны. И у меня в роте был такой принцип: никто без моей личной команды не смеет стрелять. Если началась стрельба противника — остановись, закрепись, выясни, откуда ведется огонь, а потом уже работай.
По пересеченной местности в районе Баграма, по ущельям и в гору можно идти только по тропам — колонной по одному человеку. То же самое в кишлаках, представляющих собой маленькие крепости, обнесенные стеной, а внутри на узких лабиринтах проулков вдвоем едва разминешься. Поэтому вперед всегда высылался дозор из трех-четырех самых опытных десантников. За ними первым следует командир роты, с ним рядом — связист с рацией, офицер-корректировщик для поддержки артиллерией в случае необходимости, а также личное охранение. Затем следуют подразделения. Если есть возможность, взводы идут параллельно друг другу.
— Самый памятный для меня бой — первый. Мы проходили мимо кишлака, и рота стала в него входить. Вижу, как остановился мой дозор и показывает, что впереди замечен противник. Они только успели залечь, как начался шквальный огонь. Я приказываю корректировщику сообщить, чтоб был подготовлен артобстрел. Мои мальчишки из дозора начали перебежками продвигаться вперед. А я иду вдоль дувала — глинобитного забора и через пробитую в нем дыру вижу пробегающих с той стороны «духов» навстречу моим солдатам, которые в азарте боя не видят этого противника. И я через этот проем в дувале стал стрелять. Впервые стал стрелять в людей. Причем я видел, как один из душманов поднял винтовку и стал целиться в меня, но я выстрелил первый. Это был мой первый противник, которого я увидел в лицо.
Практически сразу, за первый же бой в той многодневной операции, Борис Петров получил орден Красной Звезды. Потом его неоднократно представляли к другим наградам, один наградной лист он даже держал в руках, но… В Афганистане вообще командование скупилось на награды.
И я стал стрелять. Впервые стал стрелять в людей. Причем я видел, как один из душманов поднял винтовку и стал целиться в меня, но я выстрелил первый. Это был мой первый противник, которого я увидел в лицо.
Было много сложных ситуаций, порой казалось — безвыходных, но десантники под командой Петрова всегда с доблестью справлялись с каждой поставленной задачей.
Видимо, там, в Афгане, Бориса Петрова берегла судьба. Ни разу он не был даже легко ранен, хотя доводилось бывать в самых жарких переделках. Лишь однажды рядом с ним разорвался фугас и осколками камней посекло лицо.
На острие
Уберегла его судьба и в другой войне — первой чеченской кампании. Уберегла, но не пощадила.
— Разница между войнами в Афганистане и Чечне огромная. В Афгане мы чувствовали за спиной мощное дыхание великой державы. А во время чеченской кампании было нечто невообразимое. Что мы могли испытывать, когда по телеканалу НТВ звучали такие комментарии, что, мол, эти федералы пытаются подавить национально-освободительное движение? Когда 9 января 1995 года туда пошла первая группировка нашей дивизии, я был начальником боевой подготовки и провожал ребят на железнодорожном вокзале Новороссийска. Было ощущение какой-то безысходности. Построили перед вагонами сводный батальон и подразделения обеспечения. И тихо кругом, будто природа замерла, время остановилось. Пацаны уходили в неизвестность.
Но десантники уходили после тщательной подготовки и под началом опытных командиров. Поэтому потери 7-й гвардейской дивизии ВДВ в первой чеченской кампании были самые маленькие из всех в воздушно-десантных войсках — 20 человек за полтора года.
Подполковника Бориса Петрова назначили командовать группировкой дивизии в Чечне с октября 1995 года. В январе 1996 года эта командировка для него внезапно и трагически прервется.
Бой в кишлаке
После совершенного теракта в Кизляре банда Салмана Радуева была блокирована в селе Первомайском. Десантники Петрова, две группы по 20–30 человек, заняли отведенные им позиции вдоль ручья на окраине села, примерно в 600 метрах от ближайшего блокпоста боевиков. Первым делом командир приказал поставить впереди позиций минные поля, сигнальные ракеты, окопаться. Слева от десантников позиции заняли спецназовцы, которые не стали строить никаких укреплений, надеясь на свою огневую мощь.
Разница между войнами в Афганистане и Чечне огромная. В Афгане мы чувствовали за спиной мощное дыхание великой державы. А во время чеченской кампании было нечто невообразимое.
Вечером 18 января от связистов Борис Петров узнал о присвоении ему звания полковника. А ночью радуевцы пошли на прорыв. И пошли как раз через позиции спецназа, слева от новороссийских гвардейцев. Возможно, кто-то указал бандитам, что именно там нет минных полей, чем они и воспользовались.
— У меня была боевая машина пехоты, которую я поставил у себя на левом фланге, на стыке со спецназом, — вспоминает те горькие секунды Борис Игоревич. — Когда бандиты пошли на прорыв, я дал приказ развернуть орудия БМП по линии обороны спецназа и стрелять вдоль нее, по наступавшим. Сам находился рядом с машиной. В тот момент, когда я давал приказ связисту вызывать огонь артиллерии, «духи» лупанули по БМП из гранатомета. От взрыва я получил осколочное ранение в голову и множественные ранения в тело.
На грани
В ту ночь с места боя раненых в медсанчасть свозили во множестве. Хирург брался оперировать тех, кого еще можно было спасти. Полковника Петрова он определил в другую категорию. Но, к счастью, изрешеченного осколками старшего офицера приметил молодой хирург-адъюнкт из Санкт-Петербургской военно-медицинской академии. Он буквально вытащил Бориса Игоревича с того света. Но жуткая рана стала причиной полного паралича.
Забегают сначала репортеры, за ними появляется министр обороны Павел Грачев, с которым мы были хорошо знакомы по Афганистану. «Борис, ну как же ты так! — сказал он мне. — Мы же с тобой такое в Афгане прошли!».
Потянулись долгие дни лечения и восстановления в госпитале. Сначала в Грозном. Затем во Владикавказе, где провели трепанацию черепа, 36 квадратных сантиметров — титановая пластина. Множество косметических операций в Москве. Не считая извлеченных из груди осколков. Три осколка до сих пор он носит в себе.
— Во Владикавказе я лежал в общей палате с офицерами и солдатами. И вот как-товсех оттуда выселили, оставили только меня с одним раненым солдатиком, навели полный блеск в палате. Забегают сначала репортеры, за ними появляется министр обороны Павел Грачев, с которым мы были хорошо знакомы по Афганистану. «Борис, ну как же ты так! — сказал он мне. — Мы же с тобой такое в Афгане прошли!». Спросил, чем я собираюсь теперь заняться. Понял мое состояние и там же сказал, что даст мне возможность служить в ВДВ столько, сколько я сам пожелаю. При том, что тогда у меня еще был полный паралич. Позже, конечно, восстановился, но ноги не очень слушаются до сих пор. И надо отдать должное нашему боевому десантному братству. Я прослужил после этого еще 10 лет в своей дивизии, и никто ни разу мне даже взглядом не показал, что у меня какие-то физические недостатки.
Во время кровавых событий в Косово полковник Петров год прослужил там в составе российских миротворцев начальником оперативного отдела 1-й воздушно-десантнойбригады. По договоренности наши десантники взаимодействовали с американскими военными, три офицера которых были прикомандированы к оперативному отделу россиян. Они были поражены тем, что полковник Петров, имея такое тяжелейшее ранение, не просто остается в строю, но и участвует в серьезной военной операции. Так в американском военном журнале появилась публикация о мужественном русском офицере-десантнике.
В 2005 году Борис Игоревич, награжденный тремя орденами и множеством медалей, в том числе афганскими и югославскими, вышел в отставку с должности профессора кафедры тактики Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища. Сейчас ведет активную военно-патриотическую работу среди молодежи, является заместителем председателя ветеранской организации 7-й гвардейской дивизии ВДВ «Семерка».
У него двое взрослых детей. Сын Сергей — майор ВДВ, служит в той же дивизии. А в прошлом году гвардейцем стала и дочка Настя, служит в роте десантного обеспечения укладчиком парашютов. Подрастают и два внука — Никита и Олег, которые наверняка продолжат семейную династию, начало которой положил их прадед Игорь Петров, подполковник ВДВ в отставке, живущий сегодня неподалеку от сына, в селе Виноградном под Анапой.
Полковник Борис Петров с сыном-десантником
Так что дел у полковника Петрова хватает. Никто не знает, каких сил, какой воли стоит ему каждый новый прожитый день. Знают разве что натруженные тренажеры, которыми заставлена его крохотная однокомнатная квартира в центре города-курорта. Его вечный бой со смертью продолжается каждый миг.
Вернуться на главную