Награды:
газетой «Калининец», опубликовано 13 декабря, 2017 года, корреспондент Вера Проскурина
1926 г. р.
История жизни
ЖИВИТЕЛЬНЫЙ МЁД СМОЛЕНСКИХ ЛЕСОВ
Она выросла на медах в глухом селе под Смоленском. До войны отец Татьяны Григорьевны Раковской держал пасеку в лесу, который начинался уже за огородом. Вместо улей, под домики для пчел, использовали колоды и десяток дуплистых деревьев. В обязанности маленькой Тани – единственного и любимого ребенка в семье – входило присматривать за пасекой, пока родители трудились в колхозе. Она ходила по лесу и смотрела по сторонам, следила, чтобы рой не улетел. Бывало, за день могла обнаружить три клубка жужжащих семейств, ищущих нового пристанища. Еды с собой на эти «прогулки» она не брала, только мёд. Его Таня пила стаканами. «Так, наверное, я сердце укрепила, поэтому смогла выдержать все тяготы войны и плен», — рассказывала о своей жизни 92-летняя женщина. Хорошее довоенное детство укрепило не только сердце героини моего повествования, но и память, умение все подметить, оценить и проанализировать. Слушая её воспоминания, я словно смотрела кино, настолько они были образными, а речь грамотной, не теряющей хронологии. Рассказчица невольно погружала в то время, которое пережила сама. Татьяне Григорьевне было 16 лет, когда началась война. Все были брошены на строительство окопов и противотанковых заграждений у крутых берегов Днепра в 60 км от села. Над ними летали фашистские самолеты, с которых сбрасывали пропагандистские листовки с призывами прекратить работы, мол, Москва уже сдалась. Но немцы ещё только рвались к столице. На их пути оказалось и село Бацкаково, Батуринского района Смоленской области, где жила Таня. А это 300 км от Москвы. В их село враг вошёл 2 октября 1941 года. По дорогам с лязгом двигались танки, разная техника, шли машины с солдатами. Страшны были не столько немцы, которых в селе даже не видели, сколько бендеровские наемники с Украины. Они бегали по дворам и кричали, что теперь это их земля и они здесь хозяева. Еще они искали партизан и молоденьких женщин и девушек… — Мы мазали лицо сажей, одевались в лохмотья, чтобы выглядеть древними старухами, и прятались в погребах, – вспоминала Татьяна Григорьевна. — Многие ушли в лес к партизанам. Ведь наши места – это самые партизанские районы на Смоленщине были. Однажды в лес спустился красноармейский десант в 50 человек. Все в белых маскировочных одеждах. Они помогли нам взорвать железную дорогу и эшелон с немецкой техникой. До этого мы подрывали обозы магистральными минами, ставили специальные шипы, жучки и прочие хитроумные устройства. А в тот день мы заложили 20 противотанковых мин. Только отбежали на безопасное расстояние и спрятались в снегу, как появился немецкий поезд и раздался страшный взрыв. Все смешалось. Под откосом там оказался и продовольственный вагон, набитый шампанским и прочими деликатесами. Фашисты, видно, собирались праздновать победу и новый год одновременно. Но это им не удалось. Под натиском советских войск гитлеровцы начали своё позорное отступление. Побитые и озлобленные они бежали по зимним смоленским дорогам, по которым отступал в свое время Наполеон и прочие непрошенные «гости». — Ой, как они лютовали, — рассказывала свидетельница тех событий. – У нас, в селе, отступающие фашисты появились в марте. Они жгли дома, стреляли в стариков и детей. Хватали всех без разбору, ставили в колонну и гнали, как скот, впереди себя под дулами автоматов расчищать дорогу от снега. Так я попала в плен. Теплой одежды на мне не было потому, что из горящего дома я выскочила буквально налегке. Когда чистили дорогу, по ней постоянно проезжали на машинах драпающие фашисты, колонны с ранеными и нам все время приходилось отскакивать в сугробы и мартовскую слякоть. Иногда стояли там по два часа. Так я руки, ноги и отморозила. Кто не выдерживал, или пытался бежать — пристреливали. На расчищенных дорогах немцы ставили мины. Пленные болели брюшным и сыпным тифом. Догнали нас до Белоруссии, погрузили в эшелоны и отправили в Германию. Помню перевалочный лагерь где-то за Львовом. Мы, трое девчонок, наблюдали, как несколько человек садились в «наш» поезд. Им грузили мешки с сахаром, мукой, бужениной и другими продуктами. Неподалеку стояла женщина с подростком, который с аппетитом уплетал кусок окорока. Я попросила: «Дайте кусочек, мы голодные». Но женщина грязно выругалась и пригрозила позвать солдат. Потом нам сказали, что это пособники фашистов, их отправляют подальше из страны, чтобы наступающие советские войска с ними не разобрались по-своему. К счастью, Татьяну и других пленных девушек не отправили в концлагерь, а отдали в работницы к бюргерам (фермерам) на западе Германии, в Лотарингию. Но и там их держали впроголодь и даже ставили над ними опыты. Татьяна Григорьевна вспоминала: — Однажды нас отправили на поле собирать клубнику. Она была красной, аппетитной и величиной с кулак. Все, конечно, клубники той наелись и — отравились. Хозяин давал лекарство, но несколько человек все же умерло. О событиях на фронте мы узнавали от партизан. Освободили американцы, когда открыли второй фронт. После чего 10 тысяч бывших пленных собрали на распределительном пункте в городе Шпайер на реке Рейн. Всех, кто возвращался на родину, проверяла медкомиссия. А надо заметить, что многие девушки дружили кто с итальянцами, кто с французами и были больны нехорошими болезнями. Их стригли налысо. Я ни с кем не дружила, косу и непорочность сохранила, что очень удивило медкомиссию. Потом это мне пригодилось, когда замуж выходила. Муж меня очень любил и ценил. Но вот уже 40 лет, как я вдова. После войны Татьяна Григорьевна, как и все, восстанавливала разрушенное войной хозяйство, трудилась в колхозе, в бригаде лесосплавщиков на притоке Днепра. Кстати, и на это рассказчица обратила внимание, эвакуированное в Марийскую республику колхозное стадо, после войны вернули в село в целости и сохранности, вместе с людьми. На все эти хозяйственные и экономические стороны жизни она обращала внимание ещё и потому, что муж работал председателем колхоза. Когда его здоровье из-за ранений на фронте стало слабеть, семья решила перебраться на Кубань, где муж воевал. Раковские обосновались в хуторе Журавлевка, Калининского района, работали в колхозе. Здесь выросли их дети. Вот такие повороты судьбы у нашего старшего, героического поколения. О многом раньше было не принято писать, тем более о бывших пленных. Поэтому удивительно, что в начале 60-х, после переезда семьи Раковских в 1959 году на Кубань, к Татьяне Григорьевне приезжали столичные корреспонденты. Они хотели создать о ней документальный фильм, и чтобы она сама в нем обо всем рассказывала. Потому, что лучше, чем она, передать те события, со всеми наблюдениями и документальными подробностями, как и я тоже заметила, — невозможно. Она поистине талантливый рассказчик с фотографической памятью. К сожалению, те корреспонденты попали в аварию и больше не приезжали. А если бы приехали, и вышел фильм, то, наверное, сейчас у ветерана войны и труда Т. Г. Раковской была бы отдельная квартира, как у каждого героического участника тех событий. Но история не знает сослагательных наклонений.