Материал предоставлен
газетой «Туапсинские вести», корреспондент Светлана Светлова, фото Анна Бурлакова
От Хуторского — к Горскому
В честь своего Нижнего хутора в Кореновском районе он и взял себе псевдоним – Хуторской. Кто помнит «Туапсинские вести» в 70-х годах (тогда это был «Ленинский путь»), тот помнит такого автора. Это и был Анатолий Михайлович Седлецкий. Обычно журналисты берут псевдоним по собственному отчеству. Но любовь его к малой родине сделала его Хуторским, а позже любовь к Черноморскому побережью Кавказа – Горским. В Туапсе он попал после профессиональной службы в армии, был назначен завотделом пропаганды сельского зонального управления – помнит кто-то из ветеранов такую структуру власти при Хрущеве? В начале 60-х единственная тогда газета называлась не «Туапсинские вести» и даже не «Ленинский путь», а «Рассвет». Переименовали ее тоже при Хрущеве: все, что было до него – и курс партии, и развитие экономики, и идеология – подвергалось жесточайшей ревизии. Чиновники, как всегда, брали под козырек, а иначе было и нельзя, и делали, как велят сверху. А чтоб прошлым и не пахло, изменили и название газеты. Впрочем, после отставки Хрущева «Рассвет» вновь переименовали в «Ленинский путь» – к удовольствию газетчиков и читателей газеты. Честно говоря, и сейчас многие наши старые подписчики называют нас «Ленинским путем», и мы не обижаемся, наоборот, спасибо, что так долго верны, что помнят газету всех времен и народов – независимо от того, какое ей название дадут…
Заметки из окопа
А журналистом его сделала война… В июне 1942 года ему было 17 лет. Он как раз из тех, про кого говорили: шагнули со школьной скамьи на фронт. Вот он как раз и шагнул. В 1942 году закончил свою родную школу в Кореновском районе, и школа эта уже наполовину была госпиталем, и экзамены они сдавали под крики оперируемых раненых. 23 июня 1942 года, в скорбную годовщину начала войны, был комсомольский набор добровольцев, и они, вчера сдавшие экзамены, всем классом ушли на фронт.
Потом с боями освобождал Севастополь, Новороссийск, Крым. На войне кем только не приходилось быть: и сапером, и разведчиком, и пулеметчиком. Вот и журналистом стал на войне.
Его первый фронтовой материал был о подвиге одного старшины.
– В апреле 1944-го во время освобождения Крыма, – рассказывал Анатолий Михайлович, – нас, пять человек, отправили в разведку. Надо было уничтожить передний дзот – он не давал возможности двигаться нашим дальше. Несколько холодных ночей мы, разведчики, собирали информацию, кто когда сменяется на посту, как дежурят фашисты, как охраняют дзот. Потом подобрались поближе и обложили толовыми шашками. Старшина лично руководил всей этой рискованной работой. Одного из солдат заметили и дали по нему очередь, он погиб. Но свою задачу мы выполнили – дзот взорвали, потом насчитали тридцать трупов фашистских под его завалами. Обо всем этом я и написал в газету «За Родину!» Именно в войну я понял, что хочу писать – рассказывать правду о войне, о подвиге простых людей.
Война для Седлецкого закончилась в 1944-м году, в Прибалтике тяжелым ранением. После лечения его отправили учиться. Школа политруков, Ростовский университет, факультет филологии. А потом он уже работал в Туапсе – сначала в отделе пропаганды сельского зонального управления, потом – заместителем редактора нашей газеты. Но никогда не писал о себе. Не вспоминал войну на страницах газеты. И вообще не вспоминал. Даже нам, коллегам, рассказывал только о …первом поцелуе в его жизни, который был тоже в войну.
Это было во время освобождения Севастополя. После тяжелых боев фашиста погнали, и мирное население начало выползать, выбираться из катакомб, в которых пряталось. Ликование было таким бурным, что к освободителям кидались все женщины, все дети, девчонки и девушки. И целовали их, целовали, целовали… «А мне, безусому мальчишке, – улыбался Анатолий Михайлович, – который и женщин-то не знал, и не целовался еще, это было так дико, так стеснительно, но я не мог остановить этот поток женского счастья. Нацеловали меня тогда – на всю жизнь запомнил!»
Учебка для глав
С «Рассветом» он встретился, курируя вопросы пропаганды той самой хрущевской структуры, и бывало так, что все номера готового к печати номера перечитывал от корки до корки. И тогдашний редактор Никита Балацкий не сопротивлялся, не обижался. Ему и в голову это не приходило: так надо, партия велела. К тому же, он дружил с секретарем этого зонального управления, и часто они просто оставляли на Седлецкого газету, уматывая в командировки.
– Я не подменял редактора, – говорил Анатолий Михайлович. – И это была не цензура, просто так было положено: перед тем, как печатать газету, я должен был просмотреть, все ли там нормально с идеологической точки зрения. Впрочем, журналисты – народ толковый, и так знали, что можно писать, что нельзя. Линия партии разъяснялась в каждом номере «Правды», народ выученный. Иногда, на мой взгляд, было что-то не так, и мы вместе и без всякого надрыва исправляли замечания…
Зато потом, работая в штате заместителем редактора, он на собственном опыте познал, что такое строгий партийный пригляд. Сколько раз его вызывали на бюро горкома и «песочили» за допущенные «ошибки»! А сколько он слышал нареканий то от райкома, что в газете «слишком много города, а района не видно», а на следующий день его вызывали в горком, где внушали, что много на страницах газеты района, а города – нет… Кстати, эта «канитель» была актуальна при всех редакторах и замах всегда. Но в те годы между районом и городом шло негласное соревнование, чуть ли не соперничество, а газета, была единственной на тот момент объединяющей силой. Естественно, газетчики одинаково относились и городу, и району, писали о тех, и о других. Но все равно были между ними как между Сциллой и Харибдой. Седлецкий отвечал за освещение партийной жизни и закреплен был за районом. Другие журналисты курировали город. Но в силу ли журналистского мастерства или потому, что он был заместителем редактора и ставил свои материалы в первую очередь, района в те годы в газете было так много, что «Ленинский путь» в 70-е годы прозвали «районкой». Анатолий Михайлович дружил с председателем райисполкома Суреном Вартаняном, и вместе они объездили весь район. Его знали во всех селах! Сам Анатолий Михайлович честно признавался, что его нога не ступала только в одном населенном пункте – хуторе Папоротном. И все мечтал там побывать.
– Если Вартанян ехал в коллектив, в село, по какому-то делу или разбирать конфликт, он всегда заезжал в редакцию, – вспоминал Анатолий Михайлович. – И нередко именно эти дороги нас сближали. По пути много узнаешь, выспросишь, да и он любил рассказать. А в городе таким руководителем был Яков Григорьевич Швыдков. Он любил рабочий день начинать с объезда города, и очень правильно делал! Всегда сажал в машину меня, и мы с ним по закоулкам, по всем микрорайонам обязательно проедемся. Ему не подчиненные докладывали, что в городе происходит, а люди, и сам он многое успевал увидеть. А мне говорил: «Смотри, все это пригодится в газете!»
– Годы перестройки, развал Союза и последующие за всем этим изменения в стране и в газете Седлецкий переживал болезненно, но мужественно. Никогда не ныл, не ругал перемены, а верный военной закалке, принимал все с точки зрения полезности обществу. До 1998 года наш Анатолий Михайлович работал в «Туапсинских вестях». Был корреспондентом, вел патриотическую, военную, ветеранскую тему в газете. Мы многому у него учились. А главный журналистский урок – несмотря ни на что доносить до читателя правду, он нам преподавал ежедневно.